Золоченная Московская резьба

Зарождение собственного мебельного производства Москвы было связано с расцветом строительства, последовавшим за изданием в 1762 году Манифеста об освобождении дворян от обязательной воинской службы. Выйдя в отставку, переселились из Петербурга в Москву, в старинные родовые имения, многие знатнейшие и богатейшие вельможи. Это привело к сосредоточению в городе огромных состояний, позволивших в предельно короткий срок развернуть интенсивное строительство великолепных городских домов и загородных усадебных комплексов. В то же время расцвели искусство парадных интерьеров и все виды декоративных ремесел, связанных с убранством дома, и, в первую очередь, с мебелью.

В Москву на протяжении 1760-1770-х годов со всей страны стягиваются мастеровые различных специальностей. В то же время в город приезжает немало иностранных мастеров, привлеченных небывалыми масштабами строительных работ и возможностью крупного заработка. Здесь они быстро осваиваются и открывают специализированные мастерские по производству комнатного убранства и мебели. Уже к концу 1780 годов в Москве насчитывалось более шестидесяти таких производств. Наиболее известными были мастерские французов П.Споля и К. Шермана, а также Т.Лоренцена, К.Лекеня, швейцарца Ф. Гантенбергера, англичан К. Гампельна, Р. Девиса, немцев Ж. Герка, И.Дункера, И. Витмана.

Напомним, что в Петербурге уже в начале XVIII столетия сложились крупные государственные центры производства мебели – Канцелярия от Строений, Адмиралтейств-коллегия, Партикулярная верфь, работавшие в основном для нужд императорского двора. В Москве стали развиваться небольшие частные мастерские-магазины по производству мебели и деревянных интерьеров. На первых порах владельцами мастерских были иностранные мастера, а работали под их началом русские подмастерья.

Довольно быстро в городе было налажено производство резной золоченой мебели, что объясняется не только местными вкусами, но и давними традициями резного ремесла, процветавшего в московском регионе. Если в Петербурге золоченая резьба начала постепенно выходить из употребления уже с конца 1760-х годов, то в Москве мода на золоченое и полихромно окрашенное дерево держалась вплоть до 1812 года, когда в огне пожара погибло почти все великолепие московских дворцов.

Обилие золоченой резьбы было особенностью убранства отнюдь не только богатейших московских домов дворцового типа, даже небольшие городские особняки имели подобный резной декор. Разница была лишь в количестве и величине комнат.

Великолепная золоченая мебель московских домов не раз отмечалась иностранными визитерами. Так, по мнению Стендаля, посетившего Москву в 1812 году, буквально накануне страшного пожара, опустошившего древнюю российскую столицу, убранство московских домов превосходило «все, что знал Париж».

История золочения в России

Золочение в XVIII веке выделялось в разряд самостоятельных художеств и ценилось наравне с самой резьбой. Описание различных техник золочения и рецептуру употреблявшихся при этом лаков и составов можно было узнать из специальных руководств, издававшихся в  помощь ремесленникам. Наибольшей популярностью пользовался изданный в Москве в 1797 году А. Решетниковым сборник под названием «Любопытный художник и ремесленник», который выдержал в свое время несколько переизданий и до сих пор не утратил своей актуальности.

Как правило, резчики золотили сами, но нередко предпочитали отдавать вещь специальному мастеру. В Москве в последней четверти XVIII века особой известностью пользовался француз-позолотчик Кристиан Шерлан, который, в отличие от другого известнейшего мастера Павла Споля, предпочитал золотить не в три тона, а только в один. Но при этом он достигал необыкновенно тонкой нюансировки и градации матовых и блестящих поверхностей. Известно, что ему заказывал золотить для своего Останкинского дворца граф Н. П. Шереметев, хотя у него были свои крепостные позолотчики.

Золоченая опытным мастером-иностранцем мебель стоила несравненно дороже, чем мебель без золочения. Поэтому дворяне старались покупать для городских особняков и загородных домов не золоченую мебель, с тем чтобы отделать ее силами своих домашних мастеров. Поэтому в отделке уже готовой резьбы допускалось множество различных вариантов – от самых простых до самых сложных, что придавало даже одинаковым изделиям, выпускавшимся серийно на продажу, неповторимое своеобразие.

Золоченая резьба в Москве

Московские мастера, не связанные с крупными государственными заказами, были гораздо свободнее своих петербургских коллег, как в поисках средств художественной выразительности вещи, так и в выборе художественных ориентиров. Творческая гибкость москвичей диктовалась необходимостью учитывать потребности всех слоев дворянского населения Москвы. Определенную роль здесь играла и широкая специализация, обычай исполнять в одной и той же мастерской и обстановку, и большинство работ по отделке дома. Резчики, или скульпторы, как их чаще называли в XVIII веке, помимо предметов мебели изготовляли всевозможные резные и лепные детали интерьеров парадных покоев, иконостасы, киоты, выполняли даже резную отделку карет.

Такой широкий диапазон творчества накладывал специфический отпечаток на всю продукцию московских мебельных мастерских. В ней сочетались необыкновенное разнообразие видов и техник резьбы, изощренная фантазия и изобретательность в выборе и компоновке мотивов декора.

Для изделий московских мебельщиков характерно виртуозное сочетание объемных скульптурных элементов и тонкой накладной резьбы, точеных украшений и сквозных пропильных деталей. Эти особенности можно проследить почти на всей обстановке Останкинского дворца графа Н.П. Шереметева, построенного в 1791-1797 годах в стиле классицизма. Для отделки его интерьеров была приглашена московская мастерская скульптора-резчика и декоратора француза Павла Споля. Также как и другие крупнейшие отделочные мастерские Москвы, она располагалась в Немецкой слободе. Под началом Споля работал целый штат русских мастеровых. Обучались в мастерской и крепостные мастера русских вельмож Шереметевых и Щербатовых.

Мастерская Споля

Мастерская Споля работала для самых богатых московских дворцов и подмосковных усадеб на протяжение более чем десяти лет – примерно с 1787 или 1788 года и до отъезда Споля на родину в 1798 году. В 1788-1791 годах Споль работал над убранством «золотых комнат» дома бригадира И.И. Демидова на Гороховом поле, с 1792 по 1798 год в Слободском доме А.А. Безбородко. Но больше всего Споль был занят у графа Н.П. Шереметева: сначала в Кусковском и Московском домах, а затем в 1792-1796 годах – во вновь строящемся усадебном доме-театре в подмосковном селе Останкине.

Золоченая резная мебель из мастерской Споля (документально подтвержденная и датированная) сохранилась в этих дворцах в таком большом количестве, что является для антикваров эталоном при определении характерных художественных признаков большинства не,клейменой московской мебели. Вся русская мебель за редким исключением не имеет клейм и авторских подписей, а история создания конкретных предметов во многих случаях с трудом поддается реконструкции. Фрагментарность информации об истории производства и бытования мебели также осложняет их изучение и атрибуцию.

К устойчивым признакам золоченой московской мебели, прежде всего, относятся избыточная красочность и декоративность изделия. Это проявляется в особом внимании к качеству «тонового» золочения, сочетающегося с полихромной окраской фонов резьбы и отдельных ее элементов. Это виртуозное сочетание в одном изделии различных видов и техник резьбы, использование объемных мотивов и скульптурных элементов, в которых проявляются барочные реминисценции, существовавшие в Москве вплоть до начала XIX столетия. Это и широкое применение в отделке мебели съемных типовых конструктивных и декоративных деталей, и использование имитационных папье-маше, мастики, бумажных обоев. В отличие от петербургских мастеров, использовавших в мебели бронзу, стекло, фарфор, смальту, цветные полудрагоценные камни, московские мастера все делали из дерева, а росписью и бумажными обоями имитировали дорогие отделочные материалы.

Более мелкий масштаб предметной среды московских домов задавал другие соотношения пропорций всего обстановочного комплекса, и в первую очередь мебели, которая всегда выглядела субтильнее петербургской. Это также можно отнести к устойчивым признакам продукции московских мастерских. Однако, несмотря на уменьшенные пропорции самих предметов, московская резьба была гораздо крупнее, чем на          петербургских вещах с их графически четким, плотно скомпонованным декором. Московские мастера резали размашисто, широко и свободно, проявляя особую изобретательность в трактовке основных элементов. Кроме общепринятых в мебели классицизма опор в виде колонн с каннелюрами, колчанов со стрелами, используются барочные по своей природе формы плюмажей с пышными перьями, волюты, рога изобилия. Опорами служат и скульптурные изваяния различных мифологических персонажей. В отличие от отвлеченно стилизованных изображений, украшающих работы петербургских мастеров, на московской мебели такие изображения всякий раз наделяются индивидуальной выразительностью реальных существ. В отдельных случаях используются сложносоставные опоры, смело скомпонованные сразу из нескольких фантастически сращенных и разнородных по своей природе изобразительных элементов. В таком приеме вполне усматривается связь с культурой гротеска.

В целом продукция московских мастерских не представляла собой стройного в стилевом отношении явления, как в Петербурге. Она являла сложный сплав, образовавшийся из свободно проникавших в Москву разнообразных достижений западноевропейских национальных школ, различных стилевых тенденций и вкусов, собственных авторских манер иностранных мастеров, работавших в Москве, и художественных местных традиций.

В ходе исследования золоченой московской резной мебели эпохи классицизма была разработана определенная методика атрибуции неклейменых вещей, которая неоднократно апробировалась на практике. Эта методика основана на комплексном исследовании, включающем несколько взаимосвязанных аспектов.

Во-первых, определяются основные параметры «распознавания» произведений московских мебельщиков, основанные на натурном изучении обширного круга памятников из всех московских музеев. Во-вторых, выявленные памятники изучаются на широком историко-культурном фоне с привлечением архивных сведений, архитектурной графики, специальных ремесленных руководств XVIII века. В-третьих, используется не затребованный ранее корпус данных о московских мебельных мастерах и мастерских, а эти данные черпаются, в том числе, и из рекламных объявлений в газете «Московские ведомости». Наконец, в-четвертых, применяется сравнительно-типологический анализ мебельной продукции Москвы и Петербурга, как главных художественных центров России XVIII века.

В качестве примера рассмотрим два неизвестных произведения московских мастеров. Первое – тронное кресло из коллекции ГИМ, которое было приобретено музеем в 1936 году в одном из антикварных магазинов Москвы. По характеру резьбы, выбору элементов декора кресло оказалось близким той мебели Останкинского дворца, которая была изготовлена в 1790-е годы под руководством П. Споля его русскими учениками и подмастерьями.

Например, резные накладки на спинке в виде стилизованных лилий на длинных стеблях (в документах XVIII века они называются «лилейками») аналогичны тем, что украшают каннелюры колонн Итальянского павильона Останкинского дворца. Характерно трактуются и объемные скульптурные элементы локотников в виде фигур грифонов гипертрофированных размеров. Обнаружено множество других деталей, характерных для предметов, вышедших из мастерской Споля и его последователей и учеников. Кроме того, известно, что Споль и другие московские мастера участвовали в оформлении коронации Павла I в Московском Кремле в апреле 1797 года.

Учитывая эти соображения, можно приписать авторство изготовления тронного кресла из ГИМ Сполю или другому видному мастеру того времени Жаку Герку и датировать его по аналогии с останкинской мебелью 1790-ми годами. Обивка – по качеству ткани и тесьмы – датируется концом XIX века. Таким образом, кресло, если и не было изготовлено к коронации Павла в 1797 году, то уж точно является одним из повторений или интерпретаций мебели, сделанной названными мастерами. Это было вполне в духе времени, когда предметы меблировки, выполненные на заказ для царского обихода, повторялись с небольшими изменениями и для обстановки богатых московских и подмосковных особняков.

Второй не менее интересный пример московской мебели парадное дворцовое кресло из частного собрания. Как это часто бывает в случае с резной золоченой мебелью XVIII века, встречающейся на антикварном рынке России, до нашего времени оно дошло в сильно искаженном виде. На первый взгляд было весьма затруднительно распознать в нем один из шедевров московской мебельной продукции. Вся поверхность резьбы была скрыта под толстым слоем черного лака. В таком виде это кресло, уже в 1900-е годы, увидел в парадной гостиной Воздвиженского наугольного дома видный историк граф С.Д. Шереметев, внук знаменитого создателя Останкинского театра-дворца. Воздвиженский дом был построен в 1790-е годы графом К.Г. Разумовским, у которого был приобретен почти со всей обстановкой в 1799 году графом Н.П. Шереметевым. Судя по описи Воздвиженского дома, составленной вскоре после покупки его Шереметевым, в самом начале XIX века парадные залы были обставлены по московской моде резной золоченой мебелью, весьма похожей на останкинскую. Напрашивалось предположение, что обстановка дома, который строился в те же самые годы, что и Останкинский дворец, тоже могла быть изготовлена в мастерской Споля. Это предположение подтвердилось, когда с кресла из Воздвиженского дома был удален черный лак, под слоями которого хорошо сохранилось характерное для мастерской Споля сложное тональное золочение. Оно сочеталось с цветной окраской – голубой и бирюзовой – фонов резьбы. Стало очевидным, что кресло из частного собрания оказалось идентично тем парадным креслам мастерской Споля, которые входят в обстановку шереметьевских дворцов.  В Останкине таких кресел сохранилось пять, в Кускове – четыре.

Неповторимое великолепие, парадность и особая стильность московской мебели XVIII века плохо сочетались с обстановкой дворянских домов следующего столетия, когда в отделке интерьеров произошел сдвиг от парадности к большей камерности, комфорту и интимности. Смена моды привела к тому, что большинство предметов интерьеров «галантного» века попросту уничтожалось.

В начале только что истекшего ХХ столетия И. Лазаревский, автор книги «Среди коллекционеров» (СПб, 1914), описывал случай варварского сожжения старинной усадебной мебели вблизи одного из подмосковных монастырей. Автор с горечью сетовал: «И это произошло под самой Москвой, где постоянно рыскают агенты-перекупщики столичных антикваров. Можно себе представить, как истреблялась старинная мебель где-нибудь в глуши! Как шли на дрова или отсылались в застольные избы колоссальные диваны-самосоны, громадные кресла, или с точеными ножками и старомодными спинками стулья. Вся эта красота заменялась всякой современной мерзостью из городских мебельных магазинов, чтобы иметь «молодую» обстановку».

А то, что сохранилось, дошло до нас приспособленным к новым условиям, то есть перекрашенным, переобитым и переделанным. На столичном антикварном рынке до сих пор встречается мебель из дворцов Москвы до пожара 1812 года. Но чтобы распознать подлинные образцы золоченой мебели, необходимо иметь не только верный глаз и особое знаточеское чутье. Надо обладать всеми необходимыми историческими сведениями, касающимися сложных процессов становления и развития мебельного дела в России.